Неспокойно было на душе гречанки, вышивавшей тонкой иглой канву на белоснежном полотне и выводившей золочённые узоры, схожие с солнечными лучиками. Изящные пальчики крепко держали ткань и поправляли проворную нитку, которая плясала в отблеске свечей, будто страстная танцовщица, желающая покорить сердце неизвестного эфенди и выказывала своё намерение изгибами тела. Айшегюль несколько раз распутывала непослушную нить, не давая ей закрутиться в тугой узел и терпеливо продолжала заниматься новым ремеслом. Софа стояла возле окна и девушки громко обсуждали свою судьбу в гареме, уже не обращая внимания на "лунную розу", лишь изредка кидая едкие замечания про благосклонность Шехзаде Баязида, подарившего наложнице султана не только драгоценный перстень, сиявший на пальце девушки, но и не менее ценное внимание. Подобное никогда невозможно было скрыть в гареме, хатун красноречиво завидовали и в усмешку называли Айшегюль Султаншей, намекая, что не за горами тот момент, когда Шехзаде призовёт её к себе ночью, а пока он щадит чувства новенькой или же занят более важными делами, чем проводить время с наложницей.
- Султанша готовится к ночи с Шехзаде! Посмотрите на неё! - рассмеявшись на всю комнату, проговорила одна из наложниц, надеясь задеть гречанку и заставить выйти из себя. Но не дождавшись ответной реакции, Нериман-Хатун приблизилась к гречанке и попыталась вырвать полотно из рук, на что Айшегюль отреагировала моментально, дёрнув что есть силы за ткань и слегка натянув, отпустила. Соперница рухнула на пол и злобно сверкнула глазами, поднимаясь и впиваясь в волосы цвета воронова крыла, ниспускающимися до талии. Рука любимицы Шехзаде Баязида не замедлила повторить действие соперницы, между девушками завязалась потасовка и неизвестно к чему бы она привела, если бы не поспешила калфа, грозно стукнувшая своим посохом , приказывая разнять девушек и каждой дала по наказанию - остаться на ночь и вымыть полы в коридоре на женской части дворца. Женщина сурово взглянула на обеих и покачала головой, если бы не покровительство Шехзаде, она бы отправилась к Повелителю с просьбой перевести или отослать строптивую хатун из гарема прочь. Айшегюль незаметно спрятала поднятую ткань с иголкой, направившись на работу по указанию калфы и несколько часов девушки провели в молчаливой уборке. По счастью, они справились до ночи и могли заняться приготовлениями ко сну. Довольно усталыми они посетили хамам, а под вечерний час, переодевшись отправились по постелям и гречанка почти сразу же уснула, однако, ночью её пробудила неведомая жажда и она приподнялась в постели чтобы пойти за водой, только с удивлением обнаружила на столике небольшую кружку с жидкостью. Изучив её, девушка пришла к выводу, что это заморский напиток под названием "чай" или травяной настой, отпив глоток, она почувствовала приятный вкус и осушила сосуд. Очевидно, что Нериман-Хатун, с которой они делили столик на двоих, приготовила его себе для сна, но Морфей похитил её раньше в своё царство.
Хоть так тебе насолю, Нериман Хатун, за те козни и ненависть, что ты собой несёшь во дворец.
Чёрные глаза горели в полумраке вглядываясь в сонную соседку и мягко девушка провалилась в чудесный сон: ей снился остров Корфу, она босиком бегает по бережку океана и собирает белоснежные ракушки, смеется и падая, делает вид, что тонет в бегущей волне. А рядом с ней бегают знакомые ребята и девчушки, один из них, её друг - Ставрос, с которыми они всегда находили общие интересные дела. Он научил её сушить бабочек, собирать коллекцию засушенных цветов - гербариев и всегда оказывался рядом в самых смелых чудачествах девчушки. - Кассандра, смотри какую раковину я нашёл!, закричал один из ребят, показывая ей большую спиралевидной формы ракушку и продолжая рассказывать: - Отец говорит в них живут разные существа, устрицы и креветки, а так же прочие моллюски.. Заворожённо чёрные глаза смотрят на интересную ракушку, а ручки сами тянутся к ней и рядом оказывается Ставрос и волной их с Кассандрой уносит в неведомую даль... На деле наложница крепко спала, уронив голову на подушку и расслабленная кисть свешивалась с постели, определяя собой не совсем обыденный сон, а схожесть с летаргией, о которой ходило множество слухов. Змейкой Нериман Хатун соскользнула с кровати и осторожно ворошила Айшегюль, та не реагировала ни на прикосновения, ни на слова и тогда, девушка оглянулась и тихонько завернула в простыни наложницу, точно в большой ковёр. Подозвав знакомого Агу, она вместе с ним бесшумно вышла в условленное место и позвала своего сообщника.
- Я принесла ту, которую ты просил. У меня же будет только одна просьба - пусть она не вернётся во дворец. Делай с ней, что хочешь, хоть вверяй в воды Босфора, но сделай всё, чтобы эта хатун исчезла с моего пути в стремлениях стать Султаншей. Ты меня понимаешь, Ага?
Нериман посмотрела на мужчину и только убедившись, что он уверен в том, что делает, попрощалась и вместе с Агой вернулись во дворец, где они разбрелись по своим делам, точно ничего и не происходило этой тёмной стамбульской ночью во дворце...

Отредактировано Ayşegül Hatun (03.12.14 16:56:04)

Предрассветный туман проникал под закрытые веки, тяжёлые от травяного настоя, они с огромным трудом пробовали открыться и наконец, свет проник, ослепляя собой. Несколько секунд девушка ничего не могла разглядеть: ей казалось, что она по-прежнему видит чудный сон, охвативший её мысли, словно прибоем с океана при поиске ракушек. Пальцы вздрогнули и кисть, как цветок раскрылась под усилием воли наложницы, она медленно коснулась кончиками своего лица, точно заново его изучая; подбородка, щеки на правой стороне и замерли на розоватых губах цвета утренней зари. Жизнь постепенно возвращалась в онемевшее тело, а чёрные глаза распахнулись и оглядывали помещение. Всё казалось ей незнакомым, от аромата витавшего в воздухе до украшенных резьбой тумбочек возле небольшой кровати в углу комнаты и внезапно взор замер на мужчине, сидевшим рядом. Его черты она не могла ни узнать, всё ещё не веря своему видению, девушка протёрла очи и вновь увидела перед собой своего давнего друга, радостно воскликнув:
- Ставрос! Мне кажется я вижу чудесный сон с моим возвращением на остров Корфу. Точно ничего не поменялось и я никогда не видела погибели своих близких, захвата пленных, Невольничьего рынка, дворца Топкапы и родственников султана.
Лёгким движением, Айшегюль присела на кровати и улыбнулась уголками губ, продолжая приходить в себя. Сознание медленно восстанавливалось и возвращалось к наложнице. Вдруг она насторожилась и с испугом обратилась к своему спутнику:
- Где мы находимся? О, Всевышний, это не сон! Но... если нас найдут, то тогда велят казнить обоих за побег. Как тебе удалось проникнуть во дворец? Ставрос, ты не понимаешь насколько у нас сейчас опасное положение. Если бы ты знал какие порядки царят в Османской империи и сколь суровы наказания за них, тебе бы не пришло в голову совершить подобное.
Негодования девушки можно было понять, она не хотела потерять ещё одного близкого ей человека из-за того, что он хочет спасти её ценой собственной жизни. Перед ней стояла великая задача - убедить Ставроса вернуть её во дворец, пока не было поздно и избежать наказания османов. Чёрные очи стали схожи с ночным небом и лишь блеск страха за их судьбу сиял в их отражении, точно сами звёзды отдали все силы на красоту мироздания. Ладошки были сложены друг на друга и скреплены в подобие замка, говорящие о скованности их положения, да и что притворятся, сейчас они и вправду довольно в шатком положении на берегах Босфора. Неизвестно кто мог их видеть, предать или напасть, ведь во дворце все новости становятся известны рано и погоня могла уже выехать за пределы территории Топкапы.
- Погоня могла уже выехать и вскоре они будут здесь, всё слишком опасно для наших жизней. Что ты задумал?
Айшегюль встала молниеносно и встала возле окна, наблюдая за теми, кто проходит по улице. В ожидании худшего, девушке мерещились янычары в любом полотне багряного цвета и убеждаясь, что это не они, вздыхала про себя от облегчения. Здесь была ловушка для них, схожая с мышеловкой и если будет совершен неверный шаг, она захлопнется, не позволив им выйти. Время от времени гречанка смотрела на своего друга, он изменился и казалось, возмужал за небольшое время, которое они не виделись. Про себя гадая каким чудом ему удалось спастись и радуясь, что он жив, ведь ей пришлось пережить погибель почти всех, кого девушка знала.

В дверях эдема ангел нежный
Главой поникшею сиял,
А демон мрачный и мятежный
Над адской бездною летал.

Дух отрицанья, дух сомненья
На духа чистого взирал
И жар невольный умиленья
Впервые смутно познавал.

«Прости,- он рек,- тебя я видел,
И ты недаром мне сиял:
Не все я в небе ненавидел,
Не все я в мире презирал».

Чёрные отблески водоворота эмоций кружили в отражении глаз девушки, расхаживающей вдоль и поперёк комнаты, словно изменяя шагами свой пульс, превратившийся в череду коротких ударов. Волнение невозможно было скрывать, после сложения в голове всех частей мозаики и открытия плана побега. Сколько раз в глубине души гречанка мечтала вернуться домой... в опустошённый особняк, бывший некогда самым большим и великим местом на острове Корфу, видевший за свою жизнь немало почётных гостей. Перебирала в воспоминаниях песчинки прошлого, в надежде увидеть выживших родных и только вера в чудо порой делала её день выносимым, когда гаремные хатун и калфа набрасывались на неё с обвинениями во всех недочётах. Первые дни давались особенно тяжело: девушка рыдала и готова была пойти на любую выходку, чтобы только её выгнали из ада, в который велением судьбы Айшегюль была заточена. В те моменты рвение на близкий созвучию души, остров становились невыносимо сильными и вот сейчас представился случай вернуться обратно в родимые края, где знаком каждый холмик, дерево и песчинка на берегу океана. Наверное, всё сильно изменилось и есть вероятность, что гречанка немало удивиться, но скрыть своего волнения от одной мысли про дом, девушка не могла. Она несмело взглянула на Ставроса, не решаясь отвести взор, точно собеседник мог исчезнуть и оказаться сном.
- Ты хочешь увести меня домой?
Улыбка скользнула по её устам, растворённая в надежде и светлой радости. Подумать только, пересечь море и она будет на знакомых просторах, можно восстановить дом и продолжить привычный образ жизни. Всё казалось слишком замечательным, чтобы оказаться правдой и гречанка замешкалась. В её мысли закрались сомнения об удачности задуманного и о Шехзаде Баязиде; он вряд ли отпустит её на Родину, не говоря уже про султана Сулеймана, в чьём гареме она до сих пор значилась наложницей, не взирая на благосклонность его сына.
- А если нас поймают? Успеем ли мы отчалить сразу после поднятия на корабль и пройти достаточное расстояние, чтобы уйти от погони?
Лёгкое прикосновение к плечам немного успокоило девушку, как происходит всякий раз при соприкосновении с дружеским и родным, они со Ставросом росли вместе и Айшегюль воспринимала его за кровного брата. Лишь иногда ей виделась печаль во взгляде юноши, но её причину он так и не открыл своей подруге. Она повернулась к молодому мужчине и безмолвно выразила уверенность уплыть с ним на корабле, как можно скорее. Но при посадке на палубу, наложница заметила отблески факелов по периметру кормы и стоя наверху, возле носа корабля, всматривалась в подаренный перстень; коснувшись мыслями пряного вечера на террасе Баязида, преподнесшего ей этот дар. Печаль проникла в душу девы, неведомая и необъяснимая - ей было тяжело подумать, что та встреча с Шехзаде была последней и более они друг друга не увидят. Странное чувство возникло внутри от возможности потерять Шехзаде и не взирая на то, что наследник не был её, ничего ей не обещал и между ними не возникло обязательств связывающего характера, маленький тонкий шип, будто от розы, причинил глубинную боль. Жемчужина влаги проступила на чёрных глазах и осторожно была убрана рукой, не давая никому повода для лишних расспросов. Она молчаливо прощалась с Османской империей, последними фрагментами своей жизни во дворце, грозными калфами и завистливыми хатун, а самое главное - с удивительным человеком, призванным быть Шехзаде.

- Да, я хочу увезти тебя в наши родные края, помочь тебе забыть обо всем, что было пережито здесь, Кассандра. - Успокоить девушку было непросто, но все же возможно. Еще одна тайная печаль терзала душу Ставроса, и хвала Всевышнему, не сбылась она. Кассандра не возражает против побега, хоть и боится, это и неудивительно, ведь они оба понимают, что будет если люди шехзаде поймают беглецов.
А что если не захочет она бежать, оттолкнет, в гарем вернется? Что если прельстила ее жизнь гаремная, даруя блага и богатства? Что если сердце моей красавицы покорено одним из османских принцев и она даже говорить со мной не захочет, не то что уходить? - Порой такие мысли посещали грека и гнал он их от себя, прогонял за моря и ждал того часа, чтоб увидеться с Кассандрой. И вот прекрасная была с ним и несмотря на страхи согласилась бежать.
Близился час рассвета и нужно было спешить. До отплытия корабля осталось не так много времени да и не ровен час хватятся наложницы во дворце и погоню отправят.
Вот и палуба, еще немного и судно отплывет от османского берега, унесет Ставроса и Кассандру к новой, счастливой жизни. Однако, что это, уж не печаль на личике красавицы? Неужели есть что-то, заставляющее тосковать ее сердце? Или кто-то...
Острой иголочкой кольнуло сердце. Грек подошел к возлюбленной, несколько мгновений смотрел в ее печальные и такие прекрасные глаза, а потом, поддавшись душевному порыву, легко и нежно коснулся губ девушки. Затем обнял ее и произнес:
- Не печалься, Кассандра, и ничего не бойся. Скоро мы будем уже далеко... - Внимательный взглядом Ставрос обвел пространство вокруг. Никого. Не врываются в размеренную жизнь порта вооруженные янычары, не ищут беглую хатун и сообщника. Пока что Фортуна на их стороне. Однако ненадолго...Вот там вдали показался отряд воинов, кажется они направляются к кораблю, что уже снимался с якоря.
Как бы там ни было, что бы сейчас не произошло, Ставрос понимал: даже если ему придется сейчас встретится лицом к лицу с шехзаде, он будет сражаться и не отдаст любимую. А если так угодно Судьбе, то примет смерть, лишь бы она жила и была счастлива.